«Окрасился месяц багрянцем.
Где волны шумели у скал,
Поедем красотка кататься.
Давно я тебя поджидал.»
Голос, поющий песню, был настолько сильный, что бабке было трудно его перекричать. Она осеклась на полуслове, села, облокотилась на руку и уставилась куда-то вдаль.
Чтобы лучше видеть, как крутится пластинка, Маришка придвинулась поближе к деду. А дед поглядывал на бабку, а сам гладил и Маришкину головку правой ладонью и ее нельзя было спутать ни с чьей другой ладонью в мире.
ЯГНЯТА.
Школа в деревеньке была только начальная, да и то малокомплектная. Деревенька распадалась, детей в ней оставалось все меньше и меньше. Школа находилась рядом с избой деда, может поэтому, когда начинался учебный год у него всегда квартировал кто-то из учителей. Дом деда был просторным пятистенником, состоящим из передней и задней избы. Главной примечательностью задней избы была огромная русская печь с печурками, а передней – двухъярусный стол, накрытый скатертью. На ней были вышиты цветы, по форме похожие на ромашки, а по величине- на цветущий подсолнух. Скатерть скрывала первый, нижний ярус стола. Тут летом хранились книги школьной библиотеки с хорошими рисунками и в ярких обложках, и лежала небольшая стопочка дедовых книг в темных переплетах. Дед проучился три класса в церковно-приходской школе и книги его были на старославянском языке. Из них он иногда зачитывал вслух небольшие абзацы, а затем растолковывал прочитанное. Когда Маришка оставалась одна в избе, то усаживалась на полу возле стола и пересматривала всю библиотеку. Из дедовых книг Маришка брала только одну «Жития святых,» потому что только она одна была с картинками. Каждая страница этой книги рассказывала о жизни и муках какого-нибудь святого и тут же был его портрет. Все они -высокие и худые -стояли босиком на холодном полу. Над головой у каждого сиял венец, и смотрели они не прямоs а куда-то вверх, закатив глаза. Только Илью Громовержца нарисовали не так. Он ступал решительно, как-будто хотел выйти со страницы. Плащ на нем развевался, глядел на Маришку в упор и очень строго, а позади него сверкали огромные стрелы молний. Маришка побаивалась этой картинки, но в то же время и жалела Илью. Он не был похож на остальных праведников, и, наверное, ему было неуютно среди них.
В передней же избе, за перегородкой, стояла кровать молоденькой учительницы. Веры Ивановны. В этом году она квартировала у деда. Наступила осень, а за Маришкой все еще не приезжали. У бабки с дедом окотились две овцы. Черная принесла одного ягненка, а белая- двойню. Ягнят держали в задней избе, а когда немного окрепли стали пасти за домом. По утрам ребятишки шли учиться, Вера Ивановна уговорила и Маришку ходить с ними. Дала тетрадь, карандаш. Вечером при свете керосиновой лампы Маришка прилежно выводила палочки.
Так прошло несколько дней ее школьной жизни. Но вот, как-то утром, Маришка проснулась с радостно-тревожным предчувствием. Гера Ивановна уже была готова и поторапливала. Начала собираться, но вдруг заупрямилась и наотрез отказалась идти в школу. Вера Ивановна стала уговаривать, обещала даже ленточку купить, но все напрасно. Со двора в избу зашла бабка. Маришка к ней: «Дай, я сегодня пригляжу за овцами.» Бабка почему-то не удивилась ее просьбе, ни о чем не расспрашивала, а велела только побыстрее позавтракать. День был погожий и солнечный. Присматривать за овцами было не трудно. Они далеко от стожка сена, стоящего за избой, не отходили. Маришка сначала пасла их, а потом присела, и до слез в глазах всматривалась в дорогу у околица деревеньки и все ждала, что вот-вот проедет грузовичок, остановится и высадит долгожданных для нее родителей.
Солнце повернуло далеко за полдень и освещало стожок уже с другой стороны. Овцы дремали. К ним тесно прижались ягнята. А немного поодаль, сиротливо свернувшись калачиком и уткнувшись головой в стожок, крепко спала Маришка.
СТРАХ.
В то лето, когда Маришке уже исполнилось семь лет, и осенью надо было идти в школу, деревенька распалась окончательно. Некоторые семьи уезжали в города, но большинство, как и дед с бабкой, перебирались в село, от которого и откололись лет тридцать- тридцать пять назад. Дом в деревеньке дед только сладил к продаже, а в селе уже купили новый. Потихоньку перевозили вещи, и жили теперь на два дома, поэтому Маришка иногда оставалась только с бабкой, иногда с дедом. Был конец августа, темнело уже рано. Набегавшись, с наступающими сумерками заявилась домой, Дед уже дня три жил один, как мог так и хозяйничал: «Ну-ка, Маришка, -сказал он, – сбегай-ка с чайником к роднику, воды совсем в доме нет.» Родник находился под горой, на краю деревеньки. Несколько ключей било из земли в этом месте. На самый большой когда-то поставили деревянный сруб, а вокруг-вечное болото от маленьких ключей и от копыт скотины. К срубу пробирались по огромным камням, выдолбленным из той же горы. Камни всегда были мокрые и скользкие, а по вечерам на них, как и на срубе, устраивались проквакать лягушки. В нескольких метрах от родника текла речушка, питавшаяся ключами, и начиналась урема.
Маришка быстренько добежала до горы, но вдруг остановилась как вкопанная, дальше идти страшно. Внизу, под горой, уже совсем темно, а вокруг ни души. Босые ноги мерзли, но никакая сила не заставила бы ее спуститься. И такой она казалась себе маленькой и беспомощной в этой ночной, безлюдной тиши, под этим скромным куполом неба с его бесчисленными звездами. Сколько бы еще простояла- неизвестно. Но тут до ее слуха сначала донеслось тихое понуканье: «Но, но.» Затем увидела, а может и почудилось, что увидела, как по дороге, ведущей в деревеньку, ехал кто-то на лошади. И хотя внизу стало еще темнее, Маришка уже не была одинокой. Вихрем слетела к роднику, прошлепала по скользким камням до сруба, лягушки при ее приближении спрыгивали и плюхались в воду, зачерпнула она чайник и так же бегом забежала на вершину горы.
Улица по-прежнему была безлюдной. Сердце у Маришки колотилось часто-часто, но руку оттягивал тяжелый чайник с родниковой водой, поэтому в душе все ликовало, и страх прошел.
Глава 5
Прошло несколько лет, и весь юго-восток Татарии был разведан, и было понятно, где необходимо строить соцгород для нефтяников. Что представляли из себя послевоенные соцгорода? Это огромное количество бараков, куда вселялись люди.
Во дворе барака находилась уборная, рядом ящик для мусора, а еще сарайки с погребом для хранения картошки, капусты, а в самих сарайках держали кур, поросенка и даже коз с козлятами.
Полоска земли перед своим окном в бараке огораживалась, вскапывалась и появлялись грядки с луком и огурцами.
Каждую весну нефтяникам выделяли в поле вспаханную землю под посадку картошки. Эту землю разбивали заранее на участки и ставили деревянные колышки с фамилиями рабочих. В день посадки в конторе бурения выделяли огромный грузовик, который подъезжал к баракам. Каждая семья загружала в кузов свои мешки с семенным картофелем, затем размещались сами и ехали в поле, где сначала по колышкам с фамилиями искали свой участок, а потом начинали сажать. Где-то, к обеду, снова приезжал этот грузовик, и люди возвращались в его кузове обратно домой. Осенью убирали урожай, и так же грузовики ездили по полю и забирали по очереди и отвозили к баракам и мешки с картофелем и их хозяев.
При конторе бурения был ларек для своих работников, где все продавали мешками: муку, сахар, крупы, макароны. Осенью завозили в него в огромном количестве вилки свежей капусты, закупали ее нефтяники тоже мешками, затем засаливали на зиму и хранили в погребе в деревянных кадках. А ягоды и грибы собирали в близлежащих лесах.
Я не знаю, когда построили первый барак в нашем соцгороде, но мы переехали сюда из деревни, где, кстати, родился мой младший братишка Славик и где была поставлена последняя точка нашей «кочевой» жизни, когда мне шел уже шестой год.
Город мне понравился. Наш барак хоть и находился на самой окраине, но по центральной улице, которая была асфальтирована и по ней на Седьмое Ноября и Первое Мая проходили демонстрации. А еще на нашей улице находилось единственное красивое кирпичное здание Дома культуры имени Максима Горького со зрительным залом, куда по воскресеньям ходили мы, дети, на дневной кино-сеанс. Вокруг Дома культуры был сквер с летней танцплощадкой, а перед центральным входом находился киоск, где продавали газированную воду и мороженое, которое находилось в огромных флягах, наполненных кусками льда.
Школа, столовая, больница, магазин, библиотека – все это размещалось тоже в бараках.
Поначалу соцгорода так и назывались «соцгород», но потом их стало появляться в нашей стране в таком большом количестве, что их необходимо было как-то различать и называть.
